i'm so tired
sheep are counting me
no more struggle
no more energy
no more patient
you can write that down
it's all too crazy
i'm not sticking 'round
► Имя и фамилия:
Аннборг Фагерхольм.
[Сложное произношение собственного имени и нелюбовь к оному вынуждают представляться Фагером].

► Раса:
Человек.

► Возраст:
18 лет.

► Род занятий:
Кассир ресторана быстрого питания McDonald’s.
Подрабатывает, раздавая рекламные листовки.

► Община:
---

► Внешность:

170 см. 45 кг. Астеник. Остуствует левое предплечье.

Изображение Ссылка

Сравнима с сенокосцами, а отнюдь не с грациозными журавлями — движения ее быстры, не элегантны, отчасти судорожны. Шагает быстро, неслышно, но при этом сутулится. Припадает на левую ногу из-за раздробленного бедра. Пользуется канадкой за пределами ресторана, поскольку не хочет обострять на себе внимание, и так ей обеспеченное из-за утраченной руки. Сколиоз сделал лопатки и позвонки видимыми, что ненормально и, разумеется, отвратительно. Высокая, сухопарая, с узкой, «цыплячьей» грудной клеткой, позволяющей протиснуться в недосягаемые для многих щели. Не свойственный юницам болезненный и уставший вид, ненормально высокий рост, при малом весе кажущийся нелепым и даже забавным, — служат единственными отличиями, позволяющими вычислить Аннборг в толпе сородичей, если при этом забыть об инвалидности. Иногда Аннборг в действительности хочет, чтобы инвалидность сама о себе забыла и исчезла.
Длинные «паучьи» ноги помогают их обладательнице добираться до ненавистного места работы без опозданий. На коленях имеются многочисленные ссадины и зажившие ранки — вечно спешащая девушка частенько теряет самоуправление и падает на землю, царапаясь об острые камни. Бёдра узкие, с выпирающими тазовыми костями. На правом предплечье много тонких белых рубцов, идущих колонкой, некоторые особо глубокие, другие задели лишь дерму. Ключицы видимы, не скрываемы жиром. Тонкая длинная шея, оканчивающаяся «крысовидной» головой. В голубых глазах широкого разреза обычно плещется страх и паника, так как Фагер редко находится в умиротворенном состоянии. Взор очей ее иногда подолгу устремлен в одну точку, не то, чтобы интересующую девушку, но «липкую», манящую, неизученную ею до конца. Словно бы оторвать взгляда от нее не можешь, ибо она — своеобразная опора для беспокойных зрачков, нередко метающихся из стороны в сторону, словно бы незримая опасность подстерегала их хозяина. Впалые щеки и острые скулы придают ее образу некоторую аристократичность. Себя ассоциирует с многоугольником — куда не ткни, везде остро. Узкость, аристократичная бледность, отсутствие выпуклостей — сие в полной своей мере характеризует Аннборг. Длинные волосы, неровно подрезанные, непослушные, рыжи, зачастую сальные ей по душе, оные так сочетаются с узким, «крысиным» лицом. Сутулая, лишь больше гнет спину перед печатной машинкой, по коей тонкие костлявые пальцы стучат каждый вечер, отпечатывая бессмысленные, по мнению Аннборг, заумные фразы.

► Биография:
Воспоминания Аннборг в связи с травмой несколько подтерлись. Помнит она, что имелись у нее и отец, и мать, ныне покойная, и сестра, которую девушка не забыла благодаря дислалии. Фагерхольм с семьей перебралась в Стокгольм еще в 2012 году. Мегаполис со своим шумом и ошалелыми людьми не позволял Аннборг жить полной жизнью, но она молчала, молчала, потому что отцу предложили очень хорошую работу. Приходилось днем тешиться с сестрой, уча правильно выговаривать свое имя, а вечером с порезами разной глубины, расположенными на запястьях и идущих «колонкой» до предплечья — Аннборг некогда баловалась отцовской бритвой. Взять ее не составляло большого труда: следовало всего лишь дождаться, пока отец выйдет из ванной комнаты, а затем проникнуть в оную, взять бритву, бесшумно выйти обратно и под предлогом прогулки уйти за многоэтажный дом, где и предаваться излюбленному занятию под любимую песню «I'm A Little Teapot». Аннборг не нравилась боль, ее воображение будоражили (что уж стесняться, и возбуждали) алые струйки, неровно стекавшие вниз по запястью, а потом капавшие на землю, но не на другие участки тела — Фагер ведь не хотела, чтобы о ее странном увлечении знал кто-то посторонний. Приблизительно к тринадцати-четырнадцати годам девушка пристрастилась к чтению, предпочитала произведения Эдгара Аллана По, Говарда Филлипса Лавкрафта, Стивена Кинга и многих других. Аннборг часто прибегала к цитированию древних философов, употреблению вычурных слов и в общем стремилась показать себя в высшем свете. Пока ее не заклеймили, как сумасшедшую. Отношения с одноклассниками складывались не лучшим образом, однажды некий одноклассник прознал о бритвенных порезах на руках. Разумеется, детишки сочли свою сверстницу ненормальной, уродкой, сумасшедшей.
В четырнадцать лет Аннборг перевели в другую школу. В оной Фагер была девочкой тихой и апатичной, не стремилась к общению и в общем казалась заторможенной. Свежих порезов на руках не появлялось — она охладела к красной воде, для нее она стала обыденной и скучной. Ныне ее круг увлечений состоял только из излюбленных писателей и лекций по психоневрологии; зачастую Аннборг пропадала в городских библиотеках, тощая девушка со впалой грудью и тонкими ногами стала там завсегдатаем.
Однажды, сидя в материнской машине и уныло уставившись в окно, девушка осознала, что руки — величайший из даров. Никто не сообщил ей, что на их машину наедет подъемный кран. Никто не сообщил ей, что переломы ребер и раздробление бедра — это невыносимо больно. И, разумеется, никто предположить не мог, что в этот обыденный, ничем не примечательный день Аннборг Фагерхольм утратит практически всю левую руку. Но самым главным ее наказанием стала противоударная травма, которая зачастую приносит больше вреда, чем сам удар. Вероятно, предполагалось, что Аннборг потеряет жизнь, но она выкарабкалась. В отличие от матери — та погибла уже в больнице от внутреннего кровотечения.
Далее речь пошла о том, что девушка останется безмозглой. В том плане, что память ее навсегда расстанется с хронологическим порядком воспоминаний, а рот, что ранее легко выговаривал «прыжок с подвыподвертом», не сможет ничего вымолвить, кроме бессвязного лепета. Поначалу так и было, Фагер не узнавала людей, не понимала, почему ее мучает агония. Теперь, через четыре года, она не может вспомнить характер и степень болевых ощущений; она просто знает, что тогда ее терзала боль. Процесс реабилитации шел медленно, что мешало юной Фагерхольм выполнять свои обязанности: ухаживать за малолетней сестрой и подрабатывать, раздавая рекламные листовки. Девушка переступила рубеж «совершеннолетие», съехала от отца, ставшего после гибели супруги невыносимым, а малолетнюю сестру отдала бабушке. Затем устроилась на работу кассиром, о чем совершенно не жалеет.
Кафе рассматривает, как еще одну забегаловку, но из-за своей малой зарплаты подумывает устроиться туда на работу.

► Характер:

Социальная неуклюжесть Нервозность Бесконфликтность Пессимизм Многословие

Боится: чешуекрылых, касаться других людей, шума, суматохи

Вызывает отвращение: близость любого характера, прикосновения к себе, любопытство, отсутствие воспитанности и несоблюдение элементарных моральных норм

Социальная неуклюжесть вкупе с дискомфортом, испытываемым в чьей-то редкой компании — спасенье и наказание ее. Нелепые попытки стать к ближе к социуму, хотя бы в рамках интернет-сети, оканчиваются фиаско, она быстро истощается морально, не находит новых тем для общения, охладевает к своей глупой затее и, краснея, неизменно возвращается к старой, дышащей на ладан печатной машинке «Underwood». Звук ее клавиш успокаивает изрядно расшатанные нервы, как успела отметить Аннборг. Она — человек-в-стене. Точнее, за стеной. Прохождение включенной от скуки «Battlefield», чтение какой-нибудь литературы, преимущественно жанра ужасов, занятие крипто-таксидермией, любительское, не профессиональное — лишь предлог для сидения дома. Слоняться по квартире, попутно обкусывая ногти или изувечивая только-только зажившие подушечки пальцев желтоватыми зубами — лишь разбавление, своеобразное «развлечение», кое встревает меж сотворением нового чучела или незаконченной строчкой «Обладателя спинного мозга кон...» Скучный образ жизни, подходящий апатичной и меланхоличной Фагер, полностью девушку устраивает. Разве что, заставляет время от времени брать бинокль, сдувать с него пыль, протирать грязные линзы собственной полосатой «домашней» футболкой и смотреть, нет, глазеть на проходящих мимо ее окна людей, смеющихся, шумящих, угрюмо идущих по своим делам. А затем внезапно взять в руки излюбленное кошачье чучело, половинчатое, с выпученными остекленевшими глазами, процитировать ему, например, Канта, погладить редеющую бурую шерсть, обязательно в сотый раз пощупать тупые клыки. Потом, конечно, поставить это на место — чучела не предназначены для игр. Обычно, кончается этот «обряд» глубоким вздохом, означающим отнюдь не сожаление о растрачивании жизни в пустую, но желание вдохнуть чистого, не омраченного пылью, кислорода. Единственное, что останавливает ее, не дает открыть маленькое окошко, огражденное от внешнего мира решеткой — параноидальный страх перед чешуекрылыми. Один лишь их вид приводит Аннборг в неописуемый ужас, вызывает в обычно безэмоциональной и «тусклой» девушке бурю негативных эмоций, возглавляемых паникой. Многословна, обычно все, что она глаголит — уныло, отдает пессимизмом, способно испортить настроение. Из-за страха опротиветь кому-либо Фагер чаще молчит, отчужденно уставившись на содержимое за оконной рамой: засохших, попавших в паутину мух, дохлых пчел и ос, сухие, безжизненные листья. Бесконфликтная, совершенно безопасная для окружающих, практически на любой вопрос, недоумевающе глядя куда-то поверх головы собеседника, отвечающая пожиманием плеч и разведением рук. Достаточно часто задумывается о самоубийстве, но лишь на уровне философских размышлений, наложить на себя руки не сможет — кишка тонка. Впрочем, малодушие не мешает весьма мрачным картинам всплывать в сознании: Аннборг, что сидит на любимой табуретке, держит в руках двустволку, засунув дуло той в рот. Дальнейшее девушка не продумала, хотя, полагаю, всем сие и так ясно. Имеет весьма заниженную самооценку; беспрекословно выполнит все ваши требования, если в конечном итоге ее оставят в покое. Имеет свою любимую позу: стоит, заложив руку за спину, расслабившись, ссутулив плечи, вытянув шею, и смотрит на серый мир за окном, округлив и без того нелепо большие глаза. Также любит шептать, что-то бормотать себе под нос. Обычно, это неизменное «Sabbatha hanti. Lodsam hanti. Cahanna risone hanti.», но бывают и новые фразы. Никого, разумеется, это не волнует и не интересует, Аннборг все делает для того, чтобы быть «серой мышью» в обществе. Безотказна, достаточно добродушно относится к тем, кто решился подойти и заговорить с ней (впрочем, за Аннборг не числится такое качество, как человеколюбие), но на этом все и заканчивается.
Себя считает глупым куском мясца, такого жилистого, с душком; о своих интеллектуальных способностях того же мнения. Обычно, созерцая собственную нелепую конечность (еще одна любимая поза: стоит, опять ссутулившись, на этот раз держа руку перед собой и раскинув тонкие пальцы пианиста), про себя напевает «I'm A Little Teapot», хотя понимает, что не имеет ни слуха, ни голоса.

Скрытый текст:

Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.