Комната была погружена в густую темноту, которую не мог отогнать пронзительно красный фонарь на стене. Удерживаемые черной кованной ручкой, две его лампы, свесившись вниз как усталые головы, излучали яркое алое  свечение, которое тут же пожирал мрак. Внизу, на комоде, в белой чашке тлели палочки благовоний, распуская длинные извивающие хвосты. Они плыли в воздухе волнами, закручивались в кольца, как змеи, и терялись по темным углам, распространяя горький тяжелый аромат.
На большой кровати у противоположной стены просто вытянувшись на спине спал парень, закрыв глаза согнутой в локте рукой. Белая рубашка, молочного оттенка кожа и светлые волосы, все это делало Рафаила почти незаметным среди таких же белоснежных покрывал и подушек, похожим на видение, которое то исчезает, то появляется, следуя за человеческим воображением. Ни один мускул его тела не дрогнул, губы были мягко сомкнуты, слабого дыхания не было слышно, а по ту сторону век бушевало море.
Ларс любил море именно таким - холодным, черным, разрезаемым белыми полосками пены и на горизонте слившимся со свинцовым небом. В такие дни после работы он выключал телефон и отправлялся на набережную, где ровно час и тридцать минут сидел на скамейке, подставив лицо ветру и колючим брызгам морской воды. "Убирайся, человечишка," - словно пыталась сказать стихия, размахивая невидимыми руками, но мужчина оставался непреклонен. В такую погоду он никогда не встречал в этом месте людей, разве что проносились мимо смазанными силуэтами велосипедисты. Только грозное небо, полное ненависти море и скамейка. И еще рекламный билборд на котором красотка София Оберг предлагала выгодные кредиты. Ларс не интересовался кредитами, но белоснежная кожа Софии и густые черные локоны, обрамлявшие строгое как у Девы Марии лицо, обрывали все линии передач в его голове. Виски словно наполнялись кровью, к горлу подступал сухой комок, пальцы непроизвольно сжимались в кулаки; эти блестящие темные кудри составляли идеальное сочетание со штормовым морем, будто были порождением одной природы. София была так не похожа на его жену - невысокую, светловолосую, улыбчивую Эмму. Эмма всегда носила бежевое, пахла яблоками, с удовольствием отдавала себя домашним хлопотам, и как казалось Ларсу, в своем клетчатом фартуке напоминала огромный персик. Когда мужчина видел ее по вечерам щебечущей над кроватью их дочери, ему казалось, что он наглотался дешевого кускового мыла, и оно застряло в глотке.
С Софией он познакомился в январе, и она оказалась еще лучше, чем на билборде. Черное штормовое море бушевало в ее синих глазах, и Ларс даже подумал, что это не глаза, а два маленьких стеклянных шарика, в которых плещется горькая морская вода. К тому времени карьера фрекен Оберг пошла в гору, и ее изображения по всему городу предлагали не только выгодные кредиты, но и новую коллекцию Guess, последнюю модель планшета от Samsung, молоко обогащенное коллагеном и пледы ручной работы, а так же советовали внимательнее относится к дифференцированному сбору отходов, потому что
"Планета Земля - это наш общий дом!"
В разных позах она представала на обложках глянцевых журналов, фотографы не сводили с нее объективов где бы она не появлялась. Как-то София призналась Ларсу, что даже во сне ей чудятся шорохи затворов и яркие вспышки фотоаппаратов.
Они встречались только в дни шторма. Если утром Ларс видел из окна своей кухни налившееся чернотой небо, упавшее тяжелым брюхом на крыши высоток, то знал что после работы он подберет ее у той самой скамейки, и на серебристом Volvo они помчатся в летний домик на острове. Когда-то они с женой часто приезжали сюда, но после рождения дочери перестали; и два года дом, выкрашенный белой краской, одиноко смотрел со скалы на камни, в которые запутывались морские волны. София привнесла в это место новое настроение. Она любила мятный сироп, и все внутри - подушки, пледы, посуда - пропитались его холодящим ароматом, она любила голубой цвет, и вот лазурной материей оказалось покрыто все в доме - столы, кресла, окна. Вдвоем они по-долгу стояли на самом краю обрыва и смотрели, как вспенившееся море пожирает само себя от досады, что не может дотянутся до них.
В конце февраля она впервые появилась перед ним в этом светло-голубом платье, и желудок Ларса будто сжала рука в перчатке изо льда и лозы.
София стояла на краю обрыва, тонкая и неподвижная как древнегреческая статуя. Ее белая кожа светилась в сизом полумраке, тяжелые черные волосы трепал влажный холодный ветер, и они сливались с темно-синим штормовым небом и потемневшим морем, как часть единой картины, а длинные полы этого ведьмовского платья были подобны скале из светлого камня, что удерживает это божественное создание. Все сливалось в единый гармоничный и бесконечно прекрасный мир, величественный как древний храм, властный настолько, что Ларсу захотелось упасть на колени. "Таким он должен остаться навсегда," - решил Ларс. Он сделал шаг вперед, положил ладони на плечи Софии и толкнул ее. Мужчине показалось, что на секунду она зависла в воздухе, как птица, а потом медленно, словно в замедленной съемке полетела вниз. На секунду рука Софии коснулась ладони Ларса, и он почувствовал, что она холодная и гладкая, будто у фарфоровой куклы. Через миг девушка уже лежала семнадцатью метрами ниже на блестящих влажных камнях. Волосы дьявольским нимбом рассыпались вокруг лица, рот изумленно распахнулся, превратившись в ровный черный круг, голова была слегка запрокинута демонстрируя длинную изящную шею. София лежала там как в каменном гробу, вся ее поза выражала спокойствие и умиротворение, руки мягко вытянулись вдоль тела. Это зрелище было безупречным, оттенки идеально сочетались между собой, и Ларс подумал, что выкрасил бы весь мир в эти цвета. Через пару минут он вернулся с фотоаппаратом и принялся делать снимок за снимком.
Рафаил раскрыл глаза, неспешно сел на кровати и взъерошил волосы ладонью. Палочки благовоний сгорели дотла, усыпав комод ароматным пеплом, а комната была наполнена сизым дымом, в котором таинственно горели два алых глаза настенной лампы. Юноша попытался припомнить вчерашнего посетителя - высокого, ухоженного мужчину с каштановыми волосами, широкой улыбкой и решительными резкими движениями. "Меня зовут Ларс, очень приятно!" Совершенно случайно жнец похитил у него самое сокровенное воспоминание. Сейчас он наверняка вернулся к своей Эмме, похожей на большой персик в своем клетчатом фартуке, и вновь страдает от недостатка свежего воздуха в этом мирке, в котором он остается непонятым.